— Пятьдесят пять стукнуло, а силен. Из лесу, бывало, один припрет воз с дровами. «Лень, — говорит, — запрягать — всего сто метров везти». Вот и этот ваш такой же породы, — она ткнула пальцем в Тимку.
Надя заметила Тимкину шишку и уже хотела было спросить о ней, но, взглянув на смеющуюся Ольгу, про-молчала, только укоризненно покачала головой.
— Прошу, гости добрые, с нами ужинать, — пригла-сила хозяйка. — Оленька, давай пельмени!
Ольга подцепила ухватом огромный котел. Тимка протянул руку:
— Давай помогу, царевна!
— Уйди, медведь, ошпарю! — грозно прошептала она. Тимка отдернул руку: он уже знал Ольгин характер.
Попутчик сидел в углу и перелистывал книгу, взятую с этажерки. На нем была нательная рубаха, заправленная в холщовые брюки. Лицо его было печально. Надя придвинулась ближе к хозяйке и, понизив голос, спросила:
— Есть тут у вас милиция или от военкомата кто-нибудь?
— Есть, при сельсовете. А тебе зачем?
— Да так… Путевой лист отметить нужно, — задумчиво сказала Надя и, поймав на себе удивленный неодобрительный взгляд Тимки, упрямо тряхнула головой: не твое, мол, дело. Потом встала и подошла к попутчику: — Почему не идешь к столу? Стесняться не к чему, ты сегодня поработал на славу. — Она взяла из его рук книгу и поставила на этажерку. Как бы между прочим спросила: — Подшипник твой до Свердловска выдержит?
— Может, и выдержит, — рассеянно ответил попутчик. Видно было, что он думает о чем-то своем.
— А если не выдержит? — с беспокойством спросила Надя.
— Не беда, повторим операцию. — Попутчик грустно улыбнулся. — Я же вас не брошу в беде: долг платежом красен.
Надя промолчала.
Тимка, внимательно следивший за этим разговором, громко позвал попутчика:
— Давай к столу, друг!
Чашки с брагой стояли около каждой миски. Надя отодвинула было свою, но Тимка взмолился:
— С нами, Степановна! Хоть один глоточек! — Он сидел рядом с попутчиком, развернув плечи во всю ширь.
Надя невольно усмехнулась:
— За что пить-то, какой праздник? Вдруг попутчик встал и сказал негромко:
— Выпьем за тех, кто на фронте. За ваших близких, чтоб они уцелели, вернулись…
— Дай-то, дай-то бог! — горячо откликнулась хозяйка и смахнула слезу.
Все подняли чашки, стали шумно чокаться.
— И за братишку, значит, моего, — обрадовался Тимка и одним глотком опорожнил чашку.
Только одна Надя почувствовала какую-то особую горечь, скрытую в словах попутчика, и мысли о погибшем Андрее оторвали ее от общего разговора, от ужина…
Встав из-за стола, устроились спать кто куда, не заботясь ни о каких удобствах, хотя Ольга и ее мать готовы были предложить гостям все, до последней тряпицы. Тимка, повинуясь Надиному взгляду, улегся рядом с попутчиком.
Уже засыпая, попутчик услышал слова, произнесенные Надей:
— Мастер он, золотые руки. Только странный какой-то… — И потом — Там горячая вода еще осталась?
Он хотел послушать, что она скажет дальше, но через минуту уже спал…
* * *
Когда попутчик открыл глаза, солнце заливало горницу. В доме было тихо. Некоторое время он не мог сообразить, где находится, но потом разом все вспомнил. Быстро оделся и вышел в сени. Там на гвозде висел его комбинезон, он был выстиран, рукав починен. В нагрудном кармане по-старому лежал конверт, он был сухой. Попутчик задумался, повертел конверт. Потом спрятал письмо в карман и вышел.
Тимка колол дрова. Под ударами топора чурки лихо разлетались в стороны. Сверху доносилось легкое постукивание. Это Надя, ловко орудуя молотком, чинила прохудившуюся крышу.
Попутчик спросил с огорчением:
— Почему меня не разбудили? Я бы тоже помог.
— Ты вчера наработался. — Надя спустилась по лестнице, придерживая юбку у колен, взяла из холодка глиняную крынку. — Выпей. Твоя доля осталась. Ты так долго спал, я думала, скиснет молоко. — Она помолчала, посмотрела, как он пьет, и, принимая от него пустую крынку, тихо сказала: —Жалко было будить.
Попутчик помедлил. Потом осторожно дотронулся до её руки.
— Вы стирали мою одежду, спасибо.
— Труд не велик, коль вода и мыло есть, А стирала, между прочим, не я-Ольга.
Надя сунула ему в руки молоток, круто повернулась и пошла в дом,
За Курганом начались леса.
Солнце перестало донимать. Лучи его ложились на дорогу длинными золотыми полосами. Вековые деревья образовали прохладный коридор. Мотор журчал приглушенно, в раскрытые окна кабины залетал встречный ветерок. Запахло хвоей, грибной прелью и валежником. Извилистая дорога шла по увалам, постепенно поднимаясь будто в самую синь неба, а потом вдруг сделала крутую петлю и полетела вниз. В лицо ударила прохлада. Впереди между стволами сосен блеснуло озеро, казалось, тракт падает прямо в воду.
Надя сказала попутчику:
— Здесь, у Кривого Колена, красивое место, передохнем, искупаться можно.
Тимка спал, раскинувшись на брезенте. Надя безжалостно растолкала его:
— Гляди, разоспался! Ночью-то что делал? Вторую шишку зарабатывал?
Тимка с нежностью прикоснулся к шишке на лбу и беззлобно сказал:
— Не сердись, хозяйка. И тебе вздремнуть бы не грех. Стирала, видно, до свету?
Надя вспыхнула и метнула быстрый взгляд в сторону попутчика. Тот стоял, прислонившись к сосне, и задумчиво глядел вдаль, и нельзя было понять, слышал он конец Тимкиной фразы или нет.
Минуту спустя донесся плеск и фырканье, Это Тимка уже плюхнулся в озеро. Надя сошла с дороги на узкую, косо отходящую в лес, поросшую травой просеку и опустилась на колени: спелые ягоды ковром устилали землю.
— Надя…
Попутчик в первый раз назвал ее по имени. Она перестала собирать ягоды и подняла на него глаза.
— Вам предстоит долгий обратный путь уже без меня. Боюсь, что все-таки вы не сумеете обойтись без настоящего ремонта.
— Тебе какая печаль? У тебя свои заботы.
Попутчик не ответил. Наступила пауза. Через минуту он продолжал:
— Если по дороге нам встретится МТС, остановимся: там есть оборудование и, конечно, найдется кусок баббита. Я сделаю настоящий ремонт. Это займет пять-шесть часов.
Надя встала с колеи, подошла к нему и протянула полную пригоршню земляники.
* * *
Слесари сбежались смотреть на машину, которая прошла больше двухсот километров на куске кожи вместо подшипника. Старый мастер держал в руке спрессованный обрезок Тимкиного ремня, твердый и блестящий, как отполированная сталь. Он с уважением смотрел на человека в комбинезоне.
— Твоя затея?
Тот стоял, слегка согнувшись над станком, не отрывая взгляда от сверкающей баббитовой стружки, и растачивал только что залитый им же шатун. Мастер внимательно следил за каждым движением его тонких перепачканных пальцев.
Попутчик выключил самоход, тщательно промерил расточку и снял шатун со станка.
— Дай-ка сюда. — Мастер придирчиво осмотрел заливку, вынул из кармана металлическую линейку, ударил по шатуну. Раздался чистый, мелодичный звон. — Федька, — обратился он к парню в спецовке, — гляди, учись. Вот это работа!
Надя, стоявшая тут же, вспыхнула, как будто хвалили ее. Какой-то слесарь, приподнявшись на носки, шепнул Тимке на ухо:
— Другой год я у Мироныча, но первый раз слышу, чтобы он кого так хвалил.
Мастер отдал шатун.
— Залил, как медник, расточил, как токарь. А шабрить как будешь?
— Как положено — по всей площади касания, — ответил попутчик.
Старик закрутил седой ус и вдруг сказал:
— Оставайся у меня работать.
— Это невозможно. Ехать мне надо.
— Жаль, — огорченно сказал мастер. Попутчик внимательно посмотрел на него.
— В чем ваша трудность, отец? Мастер оживился:
— Да вот достался нам трофейный станок для шлифовки цилиндров. Месяца полтора, как привезен. Надо бы пару-блоков расточить — глядишь, еще бы два трактора в дело пустили. Да станок, понимаешь, какой-то заморский, мы таких сроду не видали.
— «Краузе», наверно? Горизонтальный полуавтомат с эксцентриковым шпинделем?
Мастер даже приоткрыл рот:
— Точно говоришь, «Краузе»! Стало быть, знаешь станок-то?
— Знаю. Наверчено там порядочно. Карборунды есть?
— Есть, есть, — поспешно сказал мастер, — вместе со станком привезены, целый ящик.
— А слесарь найдется, чтобы вместо меня помочь Надежде Степановне шатун на место поставить?
— Залитый да расточенный чего не поставить? — откликнулся кто-то из ребят.
Мастер обернулся.
— Вот ты и займись, Проша. Он сделает, товарищ, не сомневайся.
— Я не сомневаюсь, — серьезно ответил попутчик, но, отдавая шатун, сказал: — Когда кончите подгонку по валу, принесете показать мне, сколько синьки осталось; туго не затягивать, чтобы от руки провернуть можно было. Шплинтовать только шплинтами, не проволокой, и замки поршневых колец не забудьте как полагается развернуть.